Сьтишки

Стишки

Дождь Серая гардина дождя чуть колышется ветром. Город – большая зеркальная комната. Но в зеркалах крыш, асфальта, окон я не вижу своего отражения. Оно спрятано за тонким, свисающим с самого неба тюлем. Я иду сквозь дождь, сквозь падающие с неба секунды, минуты, часы… Я мечусь по городу комнате, пытаясь увидеть себя. Но отражения не видно – наверно, его склевали голуби. Я хочу взглянуть на себя поближе, хотя и боязно: вдруг это не просто зеркальная комната, а комната смеха. Или люди подумают, что зеркала кривые, и, увидев мое отражение, захохочут, хватаясь за животы. Лягушки поют, предвещая дождь. Люди смеются над чужим отражением в кривом зеркале. -- Ты что, плачешь? -- Нет. Это дождь. Он залил мне глаза, и я не вижу своего отражения. Когда же наконец выглянет Солнце? И оно выглянуло. И сорвало серую занавесь. И я увидел себя. И я захохотал, хватаясь за живот и глотая последние капли дождя, сползающие по щекам. Почему они такие соленые? * * * Мы – шахматные лишь фигуры – Ферзи и пешки, короли, Слоны и кони, ладьи-туры На поле шахматном Земли. Фигуры белые на черном, Фигуры черные на белом, Порою в выигрыше позорном, Порою в пораженье смелом, Порой не чужды рокировки, Идем на жертвы, вьем сюжет… А все кончается в коробке, Исхода из которой нет. Предвесенье Казалось, только снег укрыл Весь город белизной сметанной,-- И вот уже он желт и рыхл, И снегоочиститель танком Вгрызается в былую бель, И самосвалы чередою Вывозят бывшую метель. И, вымыт талою водою, Мой белый город станет сер И мокр, и гол, и пуст, и скучен. И серый мост. И серый сквер. И гулче станет шаг, и глуше Влюбленной пары шепоток В безлюдном черном переулке. Пополнится автопоток. И детский садик на прогулке Не будет увлечен снежком, Взлетающим под смех ребячий. И лыжники пойдут пешком И лыжи на год в угол спрячут. И непонятная тоска Сожмет грудную клеть порою. И одиночество… Пока Деревья почки не откроют И не покажут язычки Зеленые и чуть в тумане. И серость волчие клыки Притупит. И весна поманит Идти за тридевять земель, Где соловьи и пахнут розы… И, вспомнив зиму и метель, Смеяться, утирая слезы. Гроза Облачком небо небрежно залатав, Солнце заплаты края обметало Желтым тяжелым богатым металлом. Ложится на головы, давит виски Чуть сонновато. Чуть туповато. Серое небо серее тоски. Ветер! Спасенье! Порыв за порывом!.. Серость рассеяна… Из-за угла От горизонта нахально-игриво К Солнцу лохматая лапа легла. Солнце лучи Подбирает. -- Спасайся! – Солнце кричит. Но от края до края Грозно вползает свинцовая мгла. Солнце проглочено и переварено. Сумрак всклокоченных косм навис. Хохотом, Грохотом Травы придавлены. Ветви деревьев и молний сплелись. Времени вечность вместилась в минуту. И, не сдержав истеричную дрожь, Вздыбился конь и помчался, беспутный. Ветер… Рыданьями вырвался дождь. Одиночество Из дерева ветви наружу просятся. Из веток почки. Из почек листочки. В волосы просится легкая проседьца. На бумагу просятся легкие строчки. Было все. И женщины были – Роман с приключеньями, Кофе с печеньями… Яви ли? Сны ли? Дни опустели – Наполнились сны. Цепкость постели… Тяжесть луны… Неумолимая Струйка песка… Неодолимая Серость… Тоска… Надежда А город в полночь жив еще (положи мне ладонь на плечо погладь мои волосы) мокрые полосы оставил дождь на щеке синица в руке встрепенулась и журавлем в небеси снег съежился и поник (поправь мне воротник) мокрый след на щеке рука на чеке гранаты сердца оно не сердится оно взорвется оставшись целым и тело будет послушным телом и будет дышать и передвигаться (кровь из порезанного пальца вот бинт завяжи) но не будет жить тебе письмо вон там на полочке а город завешенный трауром полночи жив еще (вытри воду со щек) Букет любви Брось не камень цветы – Они желтого цвета измены. Брось на воду цветы – Они красного цвета крови Брось на ветер цветы – Они белого цвета скорби. Брось на землю цветы – Их стебли цвета надежды. И когда смоет дождь измену, Смоет кровь речная вода, Ветер ласковый скорбь развеет И в рассветной росе заискрится надежда – Подними их с земли, В них заройся лицом, Поцелуй лепестки И вдохни аромат навсегда. Лилечке Старый дом. Унылый вечер. За окном, постыл и вечен, Дождь, бессмысленный, как ложь Луж, крадущих сумрак лож. В пустоте большой квартиры Между спальней и сортиром Бродит смутная тоска. Хочешь чуда? Так пускай Розы, вянущие в вазе, Оборвав на полуфразе Чей-то беспредметный спор, Разлетятся на простор Огневыми мотыльками. Пусть остывший чай в стакане Станет кипрским вином. Станет замком старый дом. Замком, полным привидений, Анфилад, переплетений Корридоров и колонн. Полумрак. Полупоклон. Полусонно тают свечи. Полуобнаженны плечи. Темный бархат. Теплый мех. Томный взгляд. Усталый смех. У камина так уютно В мягком кресле. Я и лютня Подле ног твоих. Струна Вся дрожит. И так странна Эта музыка без темы, Эти стоны, эти стены, Этот сумеречный свет… Смерти нет и страха нет. Есть лишь дом, окно и вечер, Скука, лужи, дождь и ветер, И увядшие цветы… Хочешь чуда? Чудо – ты.

Грани Томе В совокупленьи стрелок часовых Протяжным стоном отозвалась полночь. И было ощущение так полно, Как в карауле смена часовых. И время встало! Мир на грани сна. И время вспять! И сны на грани яви. И разразилась, хоть была не вправе, Зимою вьюжной мокрая весна. Вот осень, лето… Ночь на грани дня. Ах, это лето!.. День на грани ночи. И ранее невидимых обочин Мелькание открылось для меня. И мне открылось: «Мы» на грани «Я», И то, что раньше виделось случайным, и мелкие обыденные тайны Безрадостного нашего житья До ощущенья «Я» на грани «Мы», До растворенья в радости вселенской, До зарожденья новой жизни – всплеска Восторженного… Свет на грани тьмы И тьма на грани света в небесах. И нечто большее вселенной, жизни, Бога. Земная и небесная дорога. Люблю тебя. И полночь на часах. Fata Morgana Офортом на фронтоне форта Офтальмос фотоаппарата. Фонтанизирует аорта Вторичной формулой чревата. Авторитетнейший биограф, С фортуною флиртуя споро, Втирает в форточку автограф Орфографичного узора. Фантазмы фанатичной флейты. Апофеоз штрафной фанфары. Орфей ли ты, или форейтор Тарифной рафинад-кифары? Интерференция фотона… Интерпритация фонемы… Индифферентность телефона… Инвариантность теоремы… Суть Агасфера – в формалине. В апокрифе пророка фатум. Но в трафаретной форме линий Аморфных сфер – моргана фата. * * * Успеть до наступленья темноты Разжечь огонь. Успеть назло ночным ветрам Согреть очаг. Но только не топчи цветы, Мой добрый конь. Пусть ночь за нами скачет по пятам – Сдержи свой шаг. Успеть, пока не развели мосты, Пробиться в круг, До приближения врагов Сомкнуться в строй. Но только не топчи цветы, Мой верный друг, И прежде, чем пройти пяток шагов, Чуть-чуть постой. Успеть до наступленья слепоты Рассеять мрак, До наступленья немоты Очистить звук Но только не топчи цветы, Мой вечный враг. Но только не топчи цветы, Мой смертный друг. * * * Открой глаза и выпей ночь до дна, Одним движеньем чашу неба осушив. И если даже не напьешься до пьяна, Земля качнется и поймешь, что жив. Поймешь, что жив, и этот голос лжив, Твердящий за окном, что ночь мертва, К подножию заката возложив Цветастые кричащие слова. Но не дано глядящему в окно Понять грядущей ночи плоть и суть. Не видит он, как ночь на Млечный Путь Выходит, как в замедленном кино, И тянет за собой свой черный плащ, Расшитый звездами волшебный плащ волхва. И детский плач, нечаянный палач, Расскажет всем, что эта ночь жива. * * * Давайте праздновать Любовь! Отбросим маски нелюбви, Сорвем бинты с разбитых лбов, Предчувствуя огонь в крови. Сродни подземному огню Вулкана, чья пора пришла. Сродни взбешенному коню, Еще не знавшему седла. Сродни бурлящему ключу, Пробившемуся сквозь гранит. Сродни слепящему лучу Светила, вбитого в зенит. Не погасить того огня. Не заслонить того луча. Не укротить того коня. Не замутить того ключа. Приди же, чудо из чудес, Тьмы легионы опрокинь. Благословен будь, Бог-отец, Но трижды мать-Любовь! Аминь. * * * Страж: И там был трон!.. (Э. Ионеску «Король Умирает») И там был трон… А кто сидел на троне? Король ли? королева ли? иль так, Какой-то совершенно посторонний Чудак? дурак? простак? Он за пятак Купил билет и сел. И вот уже в короне, Украденной ли? взятой напрокат? Он здраво рассуждает о Нероне И даже пишет длительный трактат О Цезаре, Петре, Наполеоне… Читатель проявляет дивный такт И критикой сей опус не затронет. Успех! Триумф! Он в лентах и цветах. О, бедный лавр, – зияют дыры в кроне, – Ни на венок, ни в суп не жаль листа. Да есть ли разница? Забыв об обороне, Он строит планы яростных атак. Спит на конюшне добродушный пони – Ждет у крыльца его тяжелый танк. Не слышен плач в победном перезвоне. А кровь? Ну что ж, не обойтись никак. И возглашает Мастер Церемоний: Герой! Во всех присутственных местах Анфас и в профиль, на холсте, картоне, В граните, в мраморе… Но время – тик-и-так – Неумолимо в бешеном разгоне. И нездоровится. И он уже в летах. Уже старик… В воспоминаньях тонет Надежная могильная плита. Его встречает мир потусторонний – Но рай ли? ад ли? просто пустота? …И там был трон… Кому сидеть на троне? И святы ль все свободные места?

Стишки, написанные в США

* * * Сбежать тайком. Прийти на пепелище Воспоминаний, тлеющих едва. Стать на колени. Дуть на жар кострища, Пока не закружится голова. И подложить туда, где заалело, Листки бумаги - перья белых крыл - Груз писем, фотографий пожелтелых, Черновики, чистовики - все чем ты был. И в круговерти лиц, имен, событий Родится пламя сказочным цветком. Все снять с себя, войти в огонь и выйти… Прийти домой… Опять сбежать тайком… Пигмалионы Желаньем рисовать полна душа, Изображать придуманные лица -- О, сколько дивных образов таится На черном острие карандаша. В любом из нас живет Пигмалион. Набросок -- прочь, безумная затея. Набросок -- прочь...Набросок -- Галатея? Еще набросок, но уже влюблен. Влюбляться ли, чтобы потом творить, Или творить, чтобы потом влюбиться? И после бегать, вглядываясь в лица, Чтобы узнать и обоготворить. И даже Бог, сперва создав Адама По образу и духу своему, Не предоставил выбора ему -- По вкусу своему он создал даму. И может быть не Змий их сбил с пути, А Он, влюбленный в дело рук своих. И кто же разберет, кто был жених?-- Адам был внешне Он, но во плоти. Прислушайся -- услышишь за версту Шуршащий звук желаний тайных наших. То палочкой волшебной карандашик Гуляет по бумажному листу. P.S.: А те, которым Богом не дано, Как правило, довольствуются малым. Отсюда страсть к альбомам и журналам И широкоформатному кино. * * * Мы собираемся и пьем за самолет, И, выйдя покурить, все смотрим в небо. И говорим, понюхав корку хлеба: --Совсем как тот, а все-таки не тот. И, струны на гитаре подкрутив, Поем, поем, поем все те же песни. Поем, как раньше, дружно хором вместе, А кто не помнит слов - бубнит мотив. Над грустной песней утираем глаз, Над песнями веселыми смеемся - Поем, как-будто с ними расстаемся, Как-будто их поем последний раз. И ночью, уложив детей в кровать, Рассказываем им небыли и были О тех местах, где мы когда-то были. Но им уже нас просто не понять. И соль, мол, там соленее была, И сахар -- слаще, и вода - мокрее. А, может, это просто мы старея, Припоминаем прошлые дела. И эта ностальгическая грусть - По прошлому, куда не возвратиться. Фотоальбомов каждую страницу Все смотрим, словно учим наизусть. Полнолуние Пришла тоска и грязным пальцем Обидно ткнула под ребро. Прошлась вокруг унылым танцем, Роняя на пол серебро И медь с порвавшихся монисто, Унылым звоном полня слух. И среди ночи в поле чистом Некстати заорал петух. Пес дважды гавкнул для порядка. В сенях зажегся тусклый свет. Проснулся и, ругнувшись кратко, Сходил за угол старый дед. Вернулся в дом, гремнув засовом, Хлебнул водицы из ведра. Темно и тихо стало снова - И будет так уж до утра… Уже и утро наступает Все в розовом и голубом. Тоска ушла. Лишь боль тупая Осталась слева под ребром. * * * Игорю Левину Устал я, друг. Душа покоя просит, Желанной гостьей привечая лень. Как летом в жаркий полдень на покосе, Хлебнуть воды и завалиться в тень, И спать, прикрыв рукой глаза от света, И видеть злые медленные сны С логическим развитием сюжета, Но с ощущеньем странной кривизны Зеркал давно забытых комнат смеха, И, мелкое злорадство затая, Кричать во сне:«Ну, рожа! Вот потеха!» -- И вдруг понять, что рожа эта – я. И вдруг понять, что это не мираж, но Я, обогнавший сам себя на круг. И страшно спать, и просыпаться страшно. Прошу тебя, буди меня, мой друг. * * * Сижу, курю – проходит мимо поезд. Колес синкопы – ритм сердцебиенья. И высунувшись чуть ли не по пояс Чумазый машинист весь в упоеньи От скорости движения и мощи Ему подвластной и его несущей Орет, себя не слыша, что есть мочи Про день грядущий и про хлеб насущный. Отметины далеких перегонов – Грязь, копоть, пыль, царапины, размывы. А за слепыми окнами вагонов Другая жизнь течет неторопливо. Там у окошка женщина сидела, Склонив лицо к ладони и скучая. Приятно в поезде сидеть без дела И вдаль смотреть, стакан плохого чая Тревожа потускневшей чайной ложкой И подперевши голову рукою, Смотреть, смотреть, смотреть в окошко На поле, на церквушку за рекою, На весь пейзажик этот сладко-горький Под нереальной пустотой лазури, На мужика, сидящего на горке, Сидит, дурак, глядит на поезд, курит… Колдун Нахмурился. Пробормотал три слова. Огонь, вода и что-то там еще. И Землю под ногами затрясло В агонии. С Луны немытых щек Скатились две брильянтовых слезы Кометами ушедшие во тьму, И тьма заголосила безъязыко, Метаясь между звезд. И кутерьму Движения без смысла или цели Невинное движение руки Пустило в круг. Зияли на лице Ленивые бездоннные зрачки В которых отражалась глыба неба. И меж собой сплетаясь и борясь, Таились жалость в глубине, Боль, радость, и надежда, и боязнь Симптомы недуга,что все зовут Любовью… А женщина, прекрасна и грешна, Приподняла недоуменно бровь, -- «Юродивый…» – сказала. И ушла. * * * Состояние движения. Ощущение покоя. Просто облаков скольжение Над неспешною рекою. Просто плавное кружение Листопада, снегопада ли... Сладкий миг грехопадения – Словно звезды с неба падали. Словно годы в Лету канули: Нет «вчера» -- не будет «завтра». Окаянно-неприкаянно В жизнь играем без азарта, Без надежды на сближение, Плавно, медленно, покорно... Ощущение движения. Состояние покоя. * * * Подайте бедному поэту На вдохновенья пузырек, Он благодарно вам за это Кивнет, возьмет под козырек, Пойдет в питейное иль в лавку... И, сделав маленький глоток, Он вам из слов сплетет удавку, Иль тетиву, иль поводок. И, сделав два глотка, с надеждой На свет бутылку подержав, Из слов вам царские одежды Пошьет, иль саван, иль пиджак. И, сделав три глотка побольше, Остатки выплеснув в живот, Он храм для вас построит Божий, Иль пъедестал, иль эшафот. * * * Облака сегодня с утра Разнообразных форм – Красавцы, уроды. “You’ll never find what you’re looking for.” – Говорит мне прогноз погоды. Я не спорю – природа мудра. Да и что с ней спорить? Себе дороже. Но все равно Продолжаю искать... Продолжаю искать... Продолжаю искать... Давно Затерявшись в горячих песках Не знаю какой половины часов. У моря Без берегов, без дна, с островами Разнообразных форм – Побольше, поменьше... “You’ll never find a way to where you have come from,” – Говорит мне тихо помешанный Внутренний голос. Но за словами Припевом, хоралом, Сквозь вязкий бессвязный сон, Пронзительно, как вязальная спица – “Never say never, my son”,– Кричит мне черная мудрая птица По имени Эдгар Аллан...

Познакомься с народом

На главную

Напишите мне